|
|
|
 |
Идеи А. С. Пушкина в произведениях П. Негоша о поэте и поэзии А. С. Пушкин – значительная фигура в истории не только русской словесности, но и славянских литератур вообще. Как известно, роль русского гения в культуре славянства не ограничились лишь дружескими и литературными контактами с ведущими поэтами некоторых славянских народов (такими, как, например, А. Мицкевич) – Пушкин занимался изучением фольклора южных славян и даже пытался переводить юнацкие песни на русский язык (правда, его знаменитое переложение «Песни западных славян» было сделано с французского текста «Гусли» П. Мериме, а не с оригинала). Творчество великого русского поэта в немалой степени повлияло на развитие разных славянских литератур и отдельных их представителей в частности. Петр II Петрович Негош не стал исключением. Черногорский поэт восхищался Пушкиным: подтверждением тому могут служить не только сходные идеи, нашедшие свое воплощение в конкретных произведениях (драматическая поэма «Самозванец Шчепан Малый»). Не менее значимы некоторые моменты из жизни Негоша – прежде всего вынужденное пребывание черногорского владыки в Пскове. «Встречались ли Негош и Пушкин во время первого посещения черногорским владыкой Петербурга в 1833 г., остается тайной… Известно также, что Пушкин проявлял большой интерес к сербскому народному творчеству: он не только имел о нем представление благодаря П. Мериме, но и сам был читателем сборников Вука Стефановича Караджича. В библиотеке Пушкина был «Српски ријечник», огромный, заключавший в себе около тысячи столбцов, сербско-немецко-латинский словарь (Вена, 1818), в котором русский поэт своею рукою заключил в скобки текст, относящийся к городу Цетинье, реке Цетинье и цетинцу (жителю Цетинье). » (Мартинович 1969, 59) Точно установлено, что во время второго визита в Россию Негош был вынужден с 25 февраля по 12 мая 1837 года в Пскове ждать разрешения российских властей отправиться в Петербург. Сопоставляя даты, появляется вопрос: мог ли Негош присутствовать на похоронах Пушкина? По поводу того, присутствовал ли Негош на похоронах Пушкина, в югославянском литературоведении долгое время существовало несколько расхожих мнений. Например, сербский поэт Зоран Костич утверждает: «Мало кому известен факт, что Негош присутствовал при смерти Пушкина. Он был в гостях у царя Николая I и узнал, что поэт умирает. Император не мог отказать гостю в его просьбе проститься с собратом. Негош был в доме на Мойке и отслужил панихиду над убиенным» (Костич 1999, 64). Однако подобное мнение, долго бытовавшее в сербском литературоведении, было впервые опровергнуто Ристо Драгичевичем в статье «Негош не мог видеть мертвого Пушкина» (« Његош није могао видјети мртвог Пушкина », 1948) и подтверждено другими исследователями. «Драгичевич, сопоставив конкретные даты, заключил, что Негош не мог в 1837 году, будучи в Пскове, видеть мертвого Пушкина, так как приехал туда через несколько дней после похорон, что, в свою очередь, подтверждается архивными данными, касающимися пребывания Негоша в Пскове» (Мартинови ћ 2002, 574). Таким образом, можно заключить, что предположение Костича о панихиде в доме на Мойке является заблуждением. Будучи в Пскове, черногорский владыка завязал дружеские отношения с местным губернатором Пещуровым, которые, по утверждению Н. Мартиновича, Негош «продолжал поддерживать и после своего возвращения на родину. Как свидетельствуют факты, ставшие известными в последнее время, беседы Негоша и Пещурова велись в духе, противоречащем официальной политике России» (Мартинович 1969, 60). А псковский губернатор был знаком с А. С. Пушкиным, и творчеством его искренне восхищался. Вероятно, общий интерес к русскому гению содействовал зарождению дружбы между Негошем и Пещуровым. «Известно, что перевоз тела Пушкина из Петербурга в Псков происходил в глубокой тайне и под строгим полицейским надзором. Вполне возможно, что Пещуров мог рассказать об этом Негошу. Нет ничего удивительного, если у них возникло желание побывать на могиле поэта, поклониться его тени, отслужить, по обычаям того времени, панихиду, посетить его дом. Негош, имевший духовный сан митрополита, очевидно, сам служил панихиду по Пушкину в сороковой день после его смерти» (Мартинович 1969, 60). Некоторые взгляды Пушкина на литературу нашли свое отражение и в творчестве Негоша, разделявшего во многом идеи русского гения. Особенно ярко, на наш взгляд это проявилось в стихах о поэте и поэзии. «В творческом наследии Негоша есть пять стихотворений, посвященных теме поэта – творца. Это посвящение Пушкину… «Тени Александра Пушкина» («Сјени Александра Пушкина»), затем стихотворения «Кто это там на высокой горе» («Ко је оно на високом брду»), «Мысль» («Мисао»), «Трое вас наедине – друг на друга не смотрите» («Тројица вас насамо, један другог не гледа») и «Бранко Радичевичу» («Бранку Радичевићу»)» (Сибинови ћ, Његошеве песме о песнику). Негош рассматривает поэтический дар как знак Божественной избранности. Таким образом, по мнению поэта, Бог выделяет поэта из толпы и посредствам его стихов выказывает свою волю. Данная мысль четко прослеживается в стихотворении «Кто это там на высокой горе»: Оно ти је син природе – поет, Сходную концепцию мы находим в знаменитом стихотворении Пушкина «Пророк» (1826): Духовной жаждою томим, (Пушкин 1946, 17) По мнению М. Сибиновича, «были предположения, что Негош свое стихотворение «Кто это там на высокой горе» и написал под непосредственным влиянием Пушкина (проф. Милосав Бабович в своей книге «Поэтика Негоша»). Нет никакого сомнения в том, что, размышляя о творческом созидании в данном направлении, Негош мог быть вдохновлен и стихотворением Пушкина «Пророк». Но вряд ли можно категорически утверждать о решающем влиянии Пушкина» (Сибинови ћ, Његошеве песме о песнику). Все-таки здесь следует учитывать и особенности мировоззрения самого черногорского поэта: будучи духовным лицом, он придерживался идеи, согласно которой мыслью и рукой писателя движет Бог. Данная точка зрения прослеживается во всех произведениях христианской культуры (в том числе и литературе), и Негош является непосредственным продолжателем этой традиции. Влияние Пушкина на поэтический стиль Негоша не ограничилось лишь аллюзиями в произведениях черногорского поэта. Восхищение талантом русского гения в полной мере выразилось в стихотворении «Тени Александра Пушкина»: «в 1845 г. в сборнике народных песен «Српско огледало», вышедшем в свет в Белграде, на первой странице Негош опубликовал стихотворение «Тени Пушкина», которое могло зародиться в его сознании именно тогда, когда он стоял у могилы поэта» (Мартинович 1969, 60). В данном произведении Негош говорит о Божественных истоках таланта «счастливого певца великого народа»: Над звјезданим многостручним сводом, Творчество Пушкина восхищало черногорского поэта на протяжении всего его жизненного пути. «Над рабочим столом Негоша с 1837 г. и до самой его смерти висели портреты Пушкина и Байрона.» (Мартинович 1969, 60) В Цетиньской библиотеке по сей день хранится том «Сочинений» русского поэта в первом, «посмертном», издании. В литературном ежегоднике «Грлица», издаваемом черногорским поэтом совместно с Д. Медаковичем, в 1839 году были опубликованы в подлиннике два стихотворения из «Песней западных славян» Пушкина: «Бонапарт и черногорцы» и «Песня о Георгии Черном». В одном из интервью З. Костича высказал следующее мнение, с которым можно согласиться: «Негош и Пушкин сыграли основную роль в воспитании сербских писателей, начиная с середины XIX века. В моем, например, сознании Пушкин неотделим от сербских поэтов» (Костич 1999, 64).
Литература:
|